Июль 2009 года, Арктика. Северный Ледовитый океан. Борт станции «Земля-2»
Андрей возвращался в капитанскую рубку к Свиридову. Он поднялся на этаж выше и теперь медленно шел по коридору, разминая плечи. Дыхание стало ровным, в голове прояснилось, а сердце пришло в свой обычный режим.
Теперь надо сделать вид, как будто ничего не случилось. Не выдавать себя. Вместе со всеми удивиться отключению системы и попытаться взять ситуацию в свои руки. На этой мысли его снова кольнуло. Потеря контроля приводила в бешенство, как будто его корабль захватили пираты и вот он, еще недавно легендарный и непобедимый, теперь стал обычным, ничего не значащим человеком, у которого вся власть заключалась в его кулаках. Да еще, похоже, единственным, у кого не было никакой магической силы, зато были отягчающие обстоятельства в виде двух любимых и беззащитных девчонок...
Дверь в капитанскую рубку оказалась закрыта изнутри. Андрей постучал.
– Кто? – из-за двери раздался незнакомый мужской голос.
– Гумилев, – ответил Андрей.
Вот так, теперь даже для того, чтобы попасть в рубку приходится объясняться с какими-то чужими людьми.
«Открой», – услышал Андрей голос Свиридова.
Дверь щелкнула и отползла в сторону. Гумилев вошел.
– Вас только за смертью посылать... – недовольно проворчал Свиридов.
– Я что-то должен был сделать? – не понял Андрей.
– Уже ничего не надо.
Андрей посмотрел туда, где еще недавно лежало тело Алферовой. Теперь там было пятно, которое старательно оттирали те самые люди с незапоминающимися лицами. Он вспомнил, что Свиридов просил захватить мешок. Как будто у него тут везде рассованы мешки для трупов.
– Фрам не работает, – сообщил, как бы между прочим, Андрей.
– То есть, мы не сможем получить никакую информацию о произошедшем?
– От него — нет.
– Сколько времени понадобится, чтобы наладить работу?
– Без понятия. Я даже не представляю, какого рода повреждения ему нанесены.
– Надеюсь, у вас есть специалисты, которые могут заняться этим вопросом?
– Уже занимаются.
Генерал нахмурил брови.
– О чем вы разговаривали с Илюмжиновым?
– Не ваше дело, — сердито огрызнулся Гумилев. Еще не хватало, чтобы ему устраивали допрос.
Их разговор прервал стук в дверь.
– Кто? – снова спросил человек в черном свитере.
– Ковалев, – раздалось из-за двери.
– Пусть катится к черту, – скомандовал Свиридов.
– Впустите его, – жестко сказал Андрей.
Они переглянулись со Свиридовым, и тот кивнул своему человеку. Дверь открылась.
– Я кое-что вспомнил, – начал Ковалев прямо от порога.
– Рассказывай.
– У Алферовой в Питере есть сестра и мать. Мать сейчас в больнице. Она уже давно болеет, но сейчас все стало совсем хреново. Алферова каждый день звонила сестре примерно в это время. Она не любила распространяться о своей личной жизни, поэтому выходила на связь довольно поздно ночью, когда все расходились...
– Вы что, использовали специальные частоты дальней связи для личных разговоров? – возмутился генерал.
На его слова никто не обратил внимание.
– Если они разговаривали сегодня, то, вполне возможно, сестра могла что-то заметить. Может быть, Алферова делилась с ней своими опасениями или выглядела как-то не так...
– Откуда она выходила на связь?
– Да прямо отсюда! Позволите?
– Бардак! – Свиридов отошел в сторону, пропуская Ковалева к пульту управления.
– Какой бы правильной она ни была, все равно ж женщина. Они не могут без разговоров...
Ковалев сел в кресло и развернулся к монитору. Через какое-то время он победно хлопнул себя рукой по коленке.
– Так и есть. Сегодня... Минут за двадцать до убийства.
Свиридов посмотрел на своих людей.
– Свяжитесь с ней и допросите.
– Только помягче... У людей несчастье все-таки, – добавил Андрей.
– Не учите нас работать, – строго оборвал его генерал. – Действуйте!
В кармане завибрировал телефон. Андрей вытащил трубку и поднес к уху.
– Да.
– Выйди на минуту.
Это был голос Илюмжинова.
– Сейчас.
Гумилев направился к выходу.
– Куда вы собрались?
– Сейчас вернусь.
– Вы так и будете всю ночь ходить туда-сюда?
– Если понадобится.
Почему генерал разговаривал таким тоном? Он, как будто, стал еще жестче и агрессивней. Почувствовал запах крови и пытается установить здесь собственную власть? Или бесится от беспомощности, ведь если это они пытались захватить станцию, то теперь столкнулись с провалом операции, а это может разозлить кого угодно.
Гумилев вышел в коридор и осмотрелся. Кирсан ждал его у лестницы.
– Ты почему не спишь?
– Попробуй тут уснуть после таких новостей...
– Неизвестно как еще обернется вся эта ситуация, так что лучше экономить силы и высыпаться.
– Ты что-то еще узнал?
– Лучше бы не знал... Извини, не могу распространяться, просто будь начеку.
– Я, собственно, об этом и хотел поговорить...
– О чем?
– Понимаю, что могу вызвать твой гнев...
– Многообещающее начало.
– Андрей, я слишком хорошо знаком с предметами и их действием.
– И что?
– Многие из них крайне опасны.
Андрей уже понял, куда он клонит.
– Тебя раздражает, когда я говорю об этом, но в свете последних событий... Я не могу уснуть, постоянно думаю о ней. Все сходится, понимаешь? Ее разноцветные глаза, странное появление в твоей жизни, ревность к Алферовой...
– Я думал об этом.
– Возможно, она сама не понимает, чем именно обладает.
– Да.
– А может быть, она тут не одна.
Эта мысль была еще неприятней, чем предположение, что Марго замешана в убийстве.
– Ты виделся с ней после...
– После убийства. Да.
– И что?
– И ничего.
– Ты уверен, что это не она?
Телефон в руке Андрея мигнул, и на экране появилось уведомление. Это было сообщение из лаборатории. Андрей быстро пробежался глазами по тексту и посмотрел на Кирсана.
– Теперь уверен.
За толстым стеклом панорамного окна стало совсем светло. Мела метель и, хотя стекло не пропускало звук, Андрею казалось, что он слышит завывания ветра. Все находившиеся в рубке, так и остались в ней до самого утра. Пол блестел чистотой, а лица присутствующих были мрачными и усталыми.
Свиридов разговаривал со своими людьми по рации и выглядел крайне недовольным.
– И что? Что значит, не смогли связаться? Пытайтесь еще! Жду.
– Кто будет завтракать? – спросил Ковалев, поднимаясь с кресла.
Андрей отмахнулся. Аппетита не было, хотя без подкрепления организм чувствовал слабость.
– Может кофе?
– Да, давай... Кофе буду.
– Что-нибудь еще?
Андрей заметил, что слова Ковалева еще сильнее выводили Свиридова из себя, поэтому жестами стал прогонять его.
– Просто предложил... – виновато сказал Ковалев и вышел из рубки.
– Скоро начнут просыпаться люди, – начал Гумилев, – что мы им скажем?
– Скажем, что произошло убийство.
– Какие меры собираетесь предпринять?
– А какие меры я могу предпринять? Закрыть вас всех по каютам и устроить допрос с пристрастием?
– Вы сообщили в штаб?
– Сообщили.
– И что? Будем двигаться дальше?
– Не вижу причин для иных действий.
– Механики проверили станцию. Все работает исправно, можем двигаться.
– Этот ваш Ковалев, он сможет один управлять «Землей-2»?
– Не вижу причин для иных действий, — процитировал генерала Гумилев.
Рация Свиридова зашипела.
– На связи, – громко выкрикнул он. – Ни черта не слышу, поднимись в рубку.
Андрей выглянул в коридор. У порога стояли два человека Свиридова, больше пока никто не появился.
– Они связались с Питером, – сказал генерал.
– Хорошо...
Из-за угла выскочил Ковалев с двумя бумажными стаканами кофе.
– Из автомата!
– Все равно, лишь бы горячий... – Андрей протянул руку и взял свой стакан.
Следом за Ковалевым в рубку зашел помощник Свиридова подполковник Поздняк.
– Связались с сестрой...
– Лирику опустим, давай к делу.
– Она описала человека, который попал в зону видимости камеры.
Андрей затаил дыхание.
– Кто-то подошел к Алферовой сзади, когда она разговаривала. Алферова обернулась и стала быстро прощаться с сестрой. Встревоженной не выглядела, видимо, человек был знакомый.
– Кто это был?! – не выдержал долгого рассказа Свиридов.
– Невысокий мужчина около сорока лет, короткие волосы с сединой, очки, усы, небольшая бородка.
Андрей и Ковалев переглянулись. Под это описание подходил только один человек, и это был Бунин.
На небольшом совещании, которое было проведено в капитанской рубке, было решено, что Бунина надо брать быстро, в момент, когда он не будет этого ожидать. Если у него в руках был предмет, позволяющий мгновенно убивать — приходить к нему с вопросами было нелепо. Правда между Гумилевым и Свиридовым опять возник небольшой спор: Свиридов требовал произвести захват молниеносно, с применением грубой силы, а Гумилев предлагал сначала поговорить. При всей нелюбви к Бунину, Андрей чувствовал, что пазл не складывается, и в глубине души не верил, что Бунин способен на такое. Он мог украсть, подставить, обмануть, плести интриги — но быть замешанным в убийстве и самому принять непосредственное участие? Нет... К тому же у Бунина не было ни малейших причин убивать Алферову, а если даже допустить, что он имел какой-то замысел по захвату станции, сошел с ума или находился под воздействием какого-то другого предмета, то почему убил только ее? Человек с подобным предметом мог легко уничтожить всех неугодных пассажиров — неужели единственным препятствием к осуществлению цели была Надежда?
И самое главное, Бунин не мог переключить на себя управление станцией. У него не хватило бы денег и связей, а допустить, что некто профинансировал эту операцию и доверил ее Бунину, было совсем уж глупо. Не тот это человек, совсем не тот!
Аргументы Свиридова были другими. Он не хотел разбираться в логичности поступка. Для него человек, появившийся в рубке за несколько минут до убийства, был наиболее вероятным кандидатом на роль преступника. В любом случае, как уверял Свиридов, он должен был что-то увидеть, стать свидетелем, и если он не пришел сам, значит, ему есть, что скрывать. Что говорить, для генерала никогда не было проблемой ошибиться. Лучше перебдеть, чем недобдеть, лучше арестовать невиновного, чем упустить виноватого и, к тому же, отсутствие записей с камер наблюдения делало генерала уязвимым в глазах сотрудников. Если в месте, где находился Свиридов, происходило преступление — виновного надо было обнаружить в первые же минуты и то, что информацию получали в течение нескольких часов, уже порядочно взбесило генерала, словно от скорости реакции зависела его репутация.
Андрея немного пугала эта решимость Свиридова. У него создалось впечатление, что Свиридов пытается подставить Бунина, хочет отделаться от него. На самом деле никто не слышал, что в действительности сказала сестра покойной, да и связывались ли с ней вообще? Разумеется, Гумилев не мог потребовать доказательств — ему бы их никто не дал, поэтому приходилось верить на слово, подыгрывать и наблюдать, наблюдать, наблюдать...
В конце концов, собравшиеся пришли к единому решению — каким-то образом Бунина надо было выманить из каюты, а уж потом произвести задержание. Выманивать Бунина выпало Андрею, отчего-то он был уверен в том, что на него профессор не нападет. «Он слишком сильно ненавидит меня, – аргументировал Гумилев, – и если бы хотел, уже давно убил бы меня к чертям собачьим».
Конечно, было в этом что-то подлое. Андрей терпеть не мог подобные игры и считал, что лучше действовать прямо, но, с другой стороны, представив, как могли бы развиваться события, начни они следовать плану Свиридова, он решил, что вышло бы еще подлее, а жертв было бы больше.
Дверь в каюту Бунина была приоткрыта. Он сидел за рабочим столом, закинув на него босые ноги, жевал сухой крекер и меланхолично крутил маленький настольный глобус. Андрей зашел. Профессор лениво перевел на него взгляд и крутанул глобус.
– Бить будете? – жалостливо спросил он.
Андрей напрягся. В этот момент, ему показалось, что Бунин обо всем догадался. Но потом он вспомнил, чем закончилась их последняя встреча, и понял, что профессор как всегда паясничает.
– Есть разговор...
– Говори.
– Не здесь.
– Пришли письмом.
– Не можешь выйти?
– Мне лениво...
Паясничал или все же догадался? Что позволяло ему вести себя настолько нагло? Быть может, знание о собственной силе? Он был гораздо слабее Андрея и физически, и морально, но держался так, будто был бессмертен, либо как человек, который может постоять за себя.
– Степан, не валяй дурака. Я бы не пришел, если бы это не было важно.
– Важно для кого?
– Для всех.
– Так иди и разговаривай со всеми, я-то тут при чем?
– Есть новости про Еву.
У Андрея екнуло внутри. Это был его последний козырь, единственные, пожалуй, слова, которые действовали на Бунина безотказно, но использовать имя пропавшей жены, чтобы выманить из каюты влюбленного в нее профессора? Плохо. Очень плохо, Андрей. Стоп. Хватит.
Тем не менее, уловка и правда сработала. Бунин быстро натянул туфли на голые ноги и вышел из-за стола.
– Поговорим у меня, – глухо сказал Андрей.
Теперь они должны были дойти до конца коридора, а там, на лестнице, их уже ждали. Однако все пошло не совсем так, как договаривались. Не успел Бунин пересечь порог каюты, как на его голову обрушился удар. Профессор обмяк и упал на пол.
– Хорошая работа, – похвалил Свиридов, – про Еву вы удачно придумали.
От этих слов Андрею стало тошно. Хотелось выйти на свежий воздух, уйти по льду и остаться жить среди полярных медведей. Там все было куда честней.
Бунина заперли в технической комнате. Здесь не было окон, только голые стены и коробки с контейнерами для образцов грунта. Помимо Бунина в комнате находились Свиридов, Поздняк и Андрей. Конечно, Свиридов был против присутствия Андрея, так что пришлось проявить всю жесткость характера, чтобы оказаться с ними здесь же. Для контроля над ситуацией он должен был знать обо всем, что происходило на станции. Достаточно того, что разговор с Питером прошел мимо его ушей. Доверить этим же людям допрос Гумилев не мог.
За время, пока профессор не пришел в себя, его обыскали. В заднем кармане бесформенных вельветовых брюк обнаружили металлический предмет в форме осьминога. На шее – пошлый серебряный медальон с фотографией Евы. Когда Свиридов сорвал с шеи Бунина цепочку и раскрыл медальон, он посмотрел на Гумилева так, что Андрею захотелось провалиться сквозь землю. Он сразу же понял, что там, и, хотя это ничего не означало, чувство было такое, как будто посторонние люди застукали его жену с любовником. Свиридов покрутил медальон в руках и потом, со снисходительным видом, протянул Гумилеву. Фотография в рамочке была сделана несколько лет назад, во время второго медового месяца, как его называла Ева, сразу же после рождения Муськи. Этот снимок Андрей делал сам и любил его больше остальных. На нем Ева была настолько прекрасной, счастливой и родной — в этот момент она принадлежала ему одному и все эти безумные радостные и интимные чувства, словно передались фотографии, запечатлелись на пленке, которую Андрей сам же потом и проявлял. Ему казалось, что снимки с этого путешествия были настолько семейными, что их нельзя было доверить никому... И вот эта фотография на груди у другого мужчины. Андрей знал, или ему так казалось... Андрею хотелось верить, что Еву и Бунина связывает только работа и дружба. Но почему она отдала ему именно этот снимок? Почему она вообще отдала ему свою фотографию?
– Кретины... – Бунин очнулся и выплюнул кровь изо рта.
– Пришел в себя? – Свиридов встал прямо над телом Бунина, нависая над ним скалой.
Бунин метнул в сторону Андрея полный ненависти взгляд и получил в ответ ровно такой же. Если бы сейчас они остались наедине, неизвестно, чем бы это все закончилось. У Андрея кипела кровь, а градус ревности в крови явно превышал допустимые нормы.
– Что за моча вам ударила в голову? – Бунин пытался сесть, морщась от боли и потирая затылок.
– Что это за предмет? – Свиридов вытянул руку со спрутом.
– А вы не знаете? – криво усмехнулся Бунин.
– С помощью него была убита Алферова?
На какое-то мгновение на лице Бунина появилась растерянность.
– Алферову убили?
– А ты не знал?
– Откуда?
– Зачем ты заходил к ней этой ночью?
– С чего вы взяли, что я вообще к ней...
– Сестра погибшей описала нам тебя. Ты попал в зону видимости камеры.
– Ну, хорошо. Допустим, заходил. И что? Вы считаете, что я убил ее после того, как засветился? Или засветился перед тем, как убить?
– Мы пока никак не считаем. Хотелось бы услышать твою версию.
– Я приходил к ней по личному делу.
– По какому?
– По личному!
– Подробнее...
– Вас это не касается.
– Теперь касается.
Бунин рассмеялся.
– Какие способности дает осьминог? – вернулся к прежней теме Свиридов.
– Это спрут, – поправил Бунин.
– Как он действует?
Генерал выглядел непрошибаемым.
– Проверьте! – весело предложил Бунин. – например, попробуйте убить меня.
– Это я могу сделать и без предмета, – с какой-то равнодушной холодностью произнес Свиридов.
Судя по его тону — это было правдой.
– Спрут позволяет видеть и находить другие предметы.
– Каким образом?
– Каким-каким... Держите его в руке, настраивайтесь на определенную волну и словно бы видите перед глазами сложную трехмерную карту. На то, чтобы научиться поймать волну у меня ушло полгода, на то, чтобы увидеть карту целиком во всех измерениях и уметь правильно масштабировать ее, у меня ушел год. На то, чтобы научиться считывать с нее информацию с точностью до конкретного человека, у которого находится предмет — лет пять...
В комнате повисло молчание. Слова Бунина произвели впечатление.
– Ты не врешь?
– Попробуйте сами — мне не жалко. На этой станции нет ни одного человека, который мог бы пользоваться спрутом. Для вас это просто железная безделушка. Можете отдать ее Марусе, – Бунин приторно улыбнулся и посмотрел на Гумилева.
– Пожалуй, я оставлю его себе... – сказал Свиридов и как-то странно посмотрел на Бунина.
Это было более чем странно, но Андрею показалось, что генерал подмигнул профессору.
↑ наверх 6 из 17