Когда мы спустились со стены и направились к постройкам, я спросил у Гумилёва:
— Здесь есть ещё люди, кроме нас?
— Есть несколько строителей, они с семьями живут в промышленном квартале. — Гумилёв махнул рукой куда-то в сторону построек. — Люди приходят, уходят. Вообще жителей немного, город-то маленький, его отстраивать надо. Может, прикажете построить дом? Чем больше домов, тем больше семей. Чем больше семей, тем больше жителей в городе. Когда много жителей, в городе просыпается жизнь…
Его немного унылый и равнодушный тон внезапно вывел меня из себя. Я и так еле держался, после жуткого зрелища с безумцами, и предыдущими приключениями.
— Слушай, ты! — крикнул я, схватив Гумилёва за плечо и разворачивая к себе. — Меня не интересует этот город. Я хочу понять, что происходит, как я сюда попал, и самое главное, как мне вернуться домой! Я не хочу идти ни в какой штаб! Я не хочу строить дом! Я хочу поговорить с кем-то, кто сможет объяснить мне, что здесь происходит!
Я уже почти орал, я едва не сорвал голос, и мне потребовалась пауза, чтобы перевести дух. В это время Гумилёв спокойно сказал:
— Поговорить здесь вы сможете только со мной.
— Как это? — спросил я, уже успокоившись. — Ты же сказал, что в городе есть жители.
— Да, жители есть, но они… как бы это сказать… вот, кстати...
Навстречу нам шли трое мужчин. Один был в грязной робе, на голове у него находилась каска с фонариком, а в руках он держал кирку. Второй тоже был в каске, в рваном комбинезоне и с толстым мотком электрического провода в руке. У третьего из одежды были только шорты и сланцы, в руке он держал топор с длинной рукоятью. Заметив нас, они прижались к стене, став по стойке смирно.
— Представители рабочего класса. — сказал Гумилёв, когда мы подошли к ним. — Шахтёр, электрик и лесоруб. Ещё есть повар, но он сейчас на ферме, работает. А эти бездельничают, покуда шахта, станция и лесопилка не функционируют.
— Здрасьте, — сказал я, но рабочие молчали и не двигались. — Вы можете сказать, что это за город и где мы находимся? Эй! Вы меня понимаете? Do you speak english? Deutch? France? Тинь-тянь-хуань, вашу мать!
Рабочие напоминали каменных истуканов, смотрели перед собой и молчали.
— Бесполезно, — сказал Гумилёв. — Они не разговаривают. Вообще.
— Почему? — спросил я.
— Они же рабочие. Пролетариат. Зачем им разговаривать? Их жёны, дети, тоже все молчат. С самого рождения. Это не только в нашем городе, но и в других городах.
— У кого-нибудь из вас есть телефон? — спросил я, обращаясь к рабочим. — Вы можете позвонить в полицию? Это вообще что за страна?!
Рабочие не шевелились. Ни единого движения, никаких эмоций.
— Городу нужен карьер, — внезапно сказал Гумилёв.
— Какой ещё карьер? — спросил я машинально.
Гумилёв что-то говорил про железо, необходимое для дальнейшего развития. О том, что работает только ферма, обеспечивая город едой, потому что это было единственное, что построил предыдущий владелец… Что-то про то, что одной едой сыт не будешь.
Но я ничего этого не слышал. Его голос шёл фоном к моим мыслям, как радиоприёмник в машине.
Я смотрел на перегоревшую электрическую лампочку, болтавшуюся на проводе в тусклом свете смоляного факела. И думал о том, что я нахожусь не на Кубани. И не в Северной Америке. И, может быть, самый главный вопрос даже не в том, ГДЕ я нахожусь, а в том, КОГДА я нахожусь.
Наверное, мне не скоро придётся вернуться домой.
— Ладно, — кивнул я Гумилёву. — Показывай, где тут штаб.
Едва мы отошли от рабочих, те словно оттаяли, и продолжили свой путь, как ни в чём не бывало. Я несколько раз обернулся и посмотрел им вслед, прежде чем они растворились во тьме.
— На восточной окраине города есть карьер, — сказал Гумилёв. — Если там построить железодобывающую станцию, то у нас появится железо. Вам достаточно лишь отдать приказ, и карьер заработает.
Если мне всё равно, будет ли на восточной окраине города работать карьер, а мэр города очень этого желает, то так тому и быть, подумал я. И сказал:
— Хорошо. Приказываю включить карьер. Ну или как там…
— Начато строительство карьера, — произнёс механический голос. — Расчётное время окончания строительства две минуты.
— Так быстро? — удивился я.
— Первый уровень возводится очень быстро, — ответил Гумилёв и махнул в сторону одного из строений. — А вот и наш штаб.
Штаб отличался от остальных построек чуть большим размером и наличием крыльца с четырьмя ужасными ступеньками.
Ступеньки скрипели, пока мы поднимались. В такт им механический голос равнодушно сообщил об окончании строительства карьера. Когда мы уже входили внутрь, я услышал топот ног на улице и обернулся. Мимо штаба на всех парах пробежал рабочий-шахтёр, примерно в том направлении, откуда пришёл.
— Город начал получать железо, — радостно сказал Гумилёв и сделал приглашающий жест. — Пожалуйста, проходите, Павел Дуров.
Внутри нас ждали фанерные стены, коптящий светильник и ящики вместо мебели. На стене висел старенький монитор, на экране постоянно мелькали цифры и графики, но я не стал акцентировать на этом своё внимание.
— Где карта? — спросил я.
— Секунду. — Гумилёв подошёл к монитору, покрутил какое-то колёсико, на экране появилась картинка, изображавшая немного не то, что я ожидал увидеть.
Горы, леса, озёра, какие-то строения. Ни материков, ни стран, ни городов.
— Это наш город! — Гумилёв ткнул пальцем в центр монитора, в изображение небольшого домика. — А вокруг наша провинция.
— А дальше? — спросил я. — Что на юге, на севере?
— Я там не был, — ответил Гумилёв.
— А где ты был? Так, ладно! Давай с самого начала.
Я сел на ближайший ящик, и начал задавать вопросы.
Сперва я попытался выяснить историю этого города. Откуда он взялся, кто построил эти сараи, почему вокруг на тысячи километров выжженная пустыня, в которой бродят спятившие люди. Гумилёв ответил, что так было всегда, и так везде. В пустыне царствовал вирус бешенства, превращающий людей в обезумевших животных. Счастливчики, избежавшие столь печальной участи, объединялись, строили поселения и форты, в конце концов становившиеся городами.
Тогда я попросил его рассказать свою историю. Когда он родился, где, как сюда попал.
И тут началось самое интересное.
Всю свою жизнь, сколько себя Гумилёв помнил, он прожил здесь. Убивал безумцев, обитавших в пустыне с незапамятных времён. Командовал рабочими и строителями. Выполнял распоряжения основателя и владельца города, назвавшегося сначала Мегамозгом, потом Великим Магистром, а потом Павлом Дуровым.
Прежний владелец города большую часть времени проводил вне его стен. За гарнизоном он почти не следил, и лишь благодаря Гумилёву в городе сохранились признаки жизни.
Мой собеседник ударился было в воспоминания, но я его прервал, и спросил, сколько ему лет.
Гумилёв не смог ответить на этот вопрос. Он не знал, где родился, и кто были его родители. Не помнил своего детства и своей юности. У него никогда не было друзей. Сколько себя помнил, он всегда был один и всегда — в городе без названия.
История всей жизни этого немолодого мужчины выглядела так, словно однажды он проснулся в одном из сараев, и приступил к обязанностям командира гарнизона, как ни в чём не бывало.
— Ваш предшественник назначил меня мэром города, и теперь я отвечаю за строительство, добычу ресурсов...
— Подожди! — перебил я его. — Расскажи ещё раз, с самого начала. У тебя были родители? Детство помнишь своё? До того, как ты проснулся в штабе.
Гумилёв с нескрываемой печалью на лице мотал головой, и разводил руками. Тёр виски, морщил лоб. Я не мог понять, правду он говорил, или притворялся, что ничего не помнил.
— А юность? Тоже не помнишь? Ты же не всегда был такой? Сколько тебе лет? У тебя семья была? Жена, дети...
Гримаса отчаяния внезапно исказила лицо Гумилёва.
— Хватит! — заорал он, вскакивая с места. — Я не помню!
И тут же, схватившись рукой за сердце, даже не присел, а рухнул обратно, издав стон.
— Эй, эй! — обеспокоился я. — Спокойно, не умирай!
Гумилёв не умер. Хотя и побледнел быстро, но так же быстро его отпустило. Он вытер рукавом пот со лба, и пробормотал:
— Простите, Павел Дуров.
— Я не… Всё в порядке? — спросил я, решив не спорить пока насчет имени.
— Да. Я не должен был повышать на вас голос.
— Да ладно, — отмахнулся я. — Любой бы нервничал, если бы ничего не помнил. У вас тут кофе есть?
— Конечно. Я сейчас сделаю.
Под видом кофе Гумилёв приготовил какую-то коричневую бурду. Лучше, чем ничего.
Пока пили кофе, я честно рассказал Гумилёву свою историю. Историю журналиста, оказавшегося в центре международного заговора спецслужб и наркокартелей, похищенного средь бела дня на оживлённой московской улице, очнувшегося в неведомом месте, в совершенно чужом мире.
Гумилёв сказал, что никогда не слышал ничего подобного. Ни про город под названием Москва, ни про улицу Большую Дмитровку. Вот только когда я упомянул о том, что работаю в редакции “Взгляда”, показалось, что он наморщил лоб, словно услышал что-то знакомое. Но… уже в следующую секунду снова помотал головой. А потом, поколебавшись, предложил:
— Может быть, вы придумаете этому городу название?
— Любое? — уточнил я.
— Что-нибудь, отвечающее вашим вкусам и идеалам.
— Москва, — предложил я. — Пусть этот город называется Москва. А провинция — Московская область.
Оказалось, что давать названия провинциям могли только владельцы провинций — по факту, владельцы самых сильных армий.
— А у нас слабая армия? — спросил я.
— У нас вообще нет армии, — ответил Гумилёв и предложил мне поужинать.
Я почувствовал голод сразу после того, как он задал этот вопрос. И сказал, что да, хочу есть. Я рассчитывал на кусок жареного мяса, чей запах до сих пор помнил мой нос, но Андрей Гумилёв принёс мне жестяную банку с тушёными бобами. На банке был рисунок, изображающий бобы, больше там ничего не было, ни надписей, ни маркировок изготовителя.
Пока я расправлялся с бобами, Гумилёв объяснил, что я стал новым владельцем города, с его постройками, стеной, и механическим голосом. И пока действуют прежние приказы, он должен называть меня Павлом Дуровым.
— Я не хочу, чтобы меня так называли, — сказал я. — Меня зовут Анатолий.
— Для смены имени необходима бабочка, — сказал механический голос.
— У меня есть одна, секундочку! — Гумилёв куда-то ушёл, вернулся минут через пять с небольшой серебристой фигуркой крылатого насекомого. — Вот. Возьми в руку и скажи, что хочешь использовать бабочку для смены имени. Только громко.
Я взял фигурку — она оказалась прохладной на ощупь — повертел и сказал:
— Хочу использовать бабочку для смены имени.
В следующую секунду у меня в руке уже ничего не было. Пальцы сжали воздух, а серебристый предмет просто испарился в воздухе. И почти сразу же раздался механический голос:
— Как вы желаете, чтобы к вам обращались?
— Анатолий, — сказал я и тут же поправился. — Толян.
— Смена имени произошла успешно, — сказал механический голос. — Анатолий Толян зарегистрирован в качестве владельца города без названия.
— Какой ещё Анатолий Толян? — возмутился я. — Просто Толян. Или Анатолий.
Механический голос молчал, а Гумилёв смущённо вздохнул и сказал:
— У меня больше нет бабочек, Анатолий Толян.
— Просто Анатолий! — воскликнул я. — Или просто Толян. А, пофиг!
Бобы я уже доел. Поставил пустую банку на стол. Встал. Опершись о стол, навис над Гумилёвым и твёрдым голосом сказал:
— Я хочу выяснить, что со мной случилось и как я тут оказался. А потом вернуться домой. Если вам что-либо известно и вы можете оказать мне помощь, то я рекомендую сделать это сейчас.
Гумилёв, нисколько не смутившись моего почти грозного вида, предположил:
— Может быть, владельцы других городов знают больше, чем я?
— Владельцы… есть ещё владельцы?
— Да, в провинции много городов. Рекомендую вам построить посольство для удобной коммуникации, — подсказал Гумилёв. — Ресурсы для этого есть. Вам достаточно отдать приказ…
— Приказываю! — крикнул я. — Стройте посольство!
Механический голос ответил, что строительство завершится через шесть часов. Гумилёв стал рассказывать о том, что город находится в удачном месте, и поблизости есть ещё места, где можно добывать ресурсы. Но...
Я чувствовал себя сильно уставшим. Глаза слипались, в тепле, после еды. Незаметно для себя я задремал, пока Гумилёв что-то рассказывал, рассказывал...
Вой сирены ворвался в мой сон, как нож входит в сливочное масло. Я подскочил на месте, стал озираться, пытаясь прийти в себя и понять, где я нахожусь.
— Приближается отряд спецназовцев, город Гарпанга, — сказал механический голос. — Приблизительная мощность пятьсот «ка», ориентировочное время при… ква…
Голос именно квакнул, и заткнулся.
Я посмотрел на Гумилёва.
— На ускорителях прибыли, — сказал он унылым голосом. — Нам не повезло.
— Это же спецназовцы! — воскликнул я. — Разве они нам не помогут?
В моём представлении десантные войска должны были сражаться на стороне добра.
— Нет, — ответил Гумилёв. — Это мародёры.
↑ наверх 5 из 15